Лидер ЛДПР Владимир Жириновский заявил, что сожалеет по поводу публичных высказываний о ситуации на Кавказе, которые, по его словам, не так поняли.
«Я сожалею, хоть и большинство меня поддержало», — сказал Жириновский на пленарном заседании в Госдуме во вторник.
«То, что я говорил на передаче, я имел в виду меры, которые заложены в нормах закона. То, что было с термином “колючая проволока” — это блокпосты», — отметил лидер ЛДПР.
«Все, что я говорил, связано только в случае проведения операции по поимке преступника. Но не всегда бываешь правильно понят», — добавил он.
Что касается высказываний о контроле рождаемости, то, по словам Жириновского, он говорил о международной практике, но не говорил, что это применительно к РФ. Что сказал Жириновский «Все народы хорошие, все люди хорошие, но условия жизни, идеология, местные обычаи, рождаемость неограниченная, избыток населения — это приводит к тому, что часть этого населения становится на преступный путь. Нельзя всем создать условия. Допустим, мы построим дополнительные предприятия, дадим им работу, но у них снова в семье еще 5-10-15 детей. Тогда вся Россия будет работать на Кавказ. Значит все туда, а русские что, останутся голые и раздетые? Поэтому они должны рождать столько детей, сколько рождает в среднем человечество — два, один, все. За третьего — штраф. Не хотят — ограничим. Не хотят — окружим колючей проволокой. Не хотят — закроем все, что можно, пусть сидят там».
Позже лидер ЛДПР назвал свои заявления о Кавказе «личным суждением» и призвал не искать в них признаки фашизма.
«Немаловажный фактор — это избыток населения. Очень высокий уровень рождаемости — в кавказской семье может быть 7, 10, 15 детей, при этом в остальной России, как и в Европе — 1-2 ребенка. В связи с этим я и высказал суждение — именно суждение, не делая никаких предложений, — что “пока не будет контроля над рождаемостью, пока там не будет не более двух детей в семье, террор не победить. Поэтому необходимо контролировать рождаемость”. Это моя цитата, прямой текст. И где здесь фашизм, где здесь какие-то нарушения, где экстремизм? Это лишь предложение, а не проект закона, который вносим мы в Госдуму. И это не программа ЛДПР, а один из ответов на вопросы ведущего в ходе дебатов. Как видим, формат дискуссионной передачи позволяет выдернуть любую фразу из контекста, сделать нужный акцент и перевернуть ее до неузнаваемости».
В 2012-2013 годах «Лента.ру» внимательно следила за развитием политической ситуации на Северном Кавказе. В преддверии Олимпиады в Сочи правительство выделило этот регион в качестве приоритетного, тем более что небогатые северо-кавказские республики, в силу своего географического расположения, традиционно оказывают сильное влияние на соседей. К сожалению, приходится констатировать, что ситуация в регионе по-прежнему ухудшается, а все попытки властей укрепить здесь политическую и экономическую инфраструктуру ни к чему не приводят.
Президент России Владимир Путин, который в первый же год своего пребывания у власти ввел войска в Чечню, фактически отколовшуюся от России во второй половине 1990-х, казалось, поставил точку в многолетней дискуссии о статусе национальных автономий. Но 13 лет спустя призывы уйти из проблемного региона звучат уже не из Грозного, а из Москвы, стремительно теряющей контроль над ситуацией на Северном Кавказе. В 2013 году антикавказская риторика активно эксплуатировалась такими разными политиками, как Алексей Навальный и Владимир Жириновский. Предложение последнего оградить Северный Кавказ колючей проволокой привлекло внимание президента Владимира Путина, попросившего лидера ЛДПР не прибегать к лозунгам, противоречащим фундаментальным ценностям России.
Хотя позицию Жириновского, выплеснувшуюся на федеральные каналы, разделяют далеко не все россияне, очевидно, что сами политики все чаще обращаются к «кавказской теме», критикуя (как справедливо, так и нет) ситуацию на юге России. И непохоже, чтобы новый закон о борьбе с сепаратизмом был способен положить конец подобным разговорам.
В 2012 году заместитель генерального прокурора России Виктор Гринь в интервью журналу «Прокурор» констатировал, что радикальный исламизм стал долговременным дестабилизирующим фактором на Северном Кавказе. «Нестабильная обстановка в регионе характеризуется наличием латентных межэтнических конфликтов, тенденциями к распространению этнического и религиозного сепаратизма», — утверждал Гринь, добавляя, что «в условиях отсутствия официальной идеологии (какая, например, была в бывшем СССР) процессы духовного возрождения, религиозного воспитания и привития традиционных ценностей молодежи способны в значительной степени решить эти проблемы».
Но и полтора года спустя Северный Кавказ пребывает в идеологическом вакууме. За ширмой политической шумихи, громких лозунгов, взаимных обвинений и рапортов об успешных спецоперациях затерялось главное: все увеличивающийся идейный разрыв между Кавказом и остальной Россией.
Александр Пушкин в «Путешествии в Арзрум во время похода 1829 года» писал: «Черкесы нас ненавидят». И заключал, что «дружба мирных черкесов ненадежна: они всегда готовы помочь буйным своим единоплеменникам. Почти нет никакого способа их усмирить. (...) Что делать с таковым народом? Влияние роскоши может благоприятствовать их укрощению: самовар был бы важным нововведением. Есть средство более сильное, более нравственное, более сообразное с просвещением нашего века: проповедание Евангелия. (...) Но легче для нашей лености в замену слова живого выливать мертвые буквы и посылать немые книги людям, не знающим грамоты».
В начале XXI века стабильность на Кавказе, достигнутую через кровопролитие, Кремль щедро оплачивает средствами федерального бюджета, которыми затем распоряжаются местные элиты. Экономика Северного Кавказа при этом остается в бедственном положении, Чечня и Ингушетия превратились в мононациональные территории, из Дагестана, который находится в состоянии перманентной гражданской войны, расползаются по региону исламисты, призывающие местных жителей объединиться под флагами радикалов и создать в южных регионах России свой имарат. Более 70 процентов россиян считают, что обстановку в регионе нельзя назвать стабильной. Регион уплывает из-под влияния России вместе со всеми своими ресурсами, транспортными коридорами и теплыми морями.
* * *
Сегодня Северный Кавказ замер: до сочинской Олимпиады осталось немногим более месяца. Усилены наряды полиции, на административных границах от Дагестана до Краснодара — строжайшие проверки. Поводом для назойливого внимания со стороны правоохранительных органов может стать все — от отсутствия прописки до наличия бороды. Особенно «везет» автолюбителям с номерами на 05, 06, 95 — кроме разве что тех счастливчиков, которые в дополнение к 95-му региону получили на номер заветные инициалы КРА, «Кадыров Рамзан Ахматович». На Кавказе ждут окончания Олимпиады, гадая, как именно власти начнут вести себя в регионе. Одни опасаются масштабной зачистки местных элит, другие — напротив, считают, что финансовые потоки из центра, как и ранее, продолжат питать «наместников». Ни тот, ни другой сценарий, впрочем, не включает в себя предупреждение национальных и религиозных конфликтов, поэтому здесь внимательно следят за неожиданно вырвавшейся на федеральные каналы дискуссией об отделении региона от России. Владимиру Жириновскому на Кавказе еще долго будут вспоминать знаменитые пожелания ограничить рождаемость на Северном Кавказе и поместить его жителей за колючую проволоку, а телеканалу НТВ — обвинения в сепаратизме в адрес лидера кавказских черкесов Ибрагима Яганова.
В то время как в центральной России растут антикавказские настроения, на Северном Кавказе, жители которого смотрят то же телевидение, что и вся остальная страна, складывается далеко не самый привлекательный образ большой России. В начале 2000-х годов духовные лидеры Ингушетии запрещали к показу в республике скандальную программу «Окна». Но теперь большинство ее жителей пользуются спутниковым ТВ, а в этом случае ингушские муфтии уже бессильны. И здесь налицо конфликт традиционных ценностей Кавказа с постмодернистским миром отечественного телевидения: от специфики молодежных и внутрисемейных отношений в популярных сериалах и ток-шоу до парадоксально огромного количества криминальных сводок (и все тех же сериалов), повествующих о якобы жутком и диком быте жителей российских мегаполисов.
Да, жители Кавказа — те же россияне, поэтому требовать какого-то особого подхода к их культуре и менталитету было бы странно. В то же время каждый здравомыслящий человек понимает, что если Кавказ остается в России, то к нему как к территории, окончательно присоединенной всего 160 лет назад, населенной полиэтничным и стремительно исламизирующимся населением, нужен особый подход. Однако государственные СМИ и идеологи оказались на это не способны. Сегодня образовавшуюся пустоту заполняют иные, отличные от российских, идеологии. И борьба с их носителями в ближайшие годы будет основной головной болью Кремля и его представителей в регионе.
Война памятников
Собственная кавказская идеология почти целиком покоится на истории Кавказской войны, то есть почти столетнего (по разным оценкам) сопротивления разных народов региона экспансии Российской империи. Рецидивы этого противостояния происходили в 1917-1920 годах и в 1940-е, а последнего народного мстителя в Чечне Хасуху Магомадова убили лишь в 1976 году. И даже если отбросить в сторону чеченские войны и нынешнюю напряженность в Дагестане и Ингушетии, окажется, что для многих на Кавказе эта история столь же близкая (и при этом столь же лелеемая), как победа 1945 года для русских. Сегодня история Кавказской войны заявляет о себе своеобразной «войной памятников», демонстрирующей отсутствие единой оценки вопроса о присоединении Кавказа. За последнее десятилетие в Ставропольском крае воздвигнуты уже три памятника генералу Ермолову (Ставрополь, Минеральные Воды, Пятигорск), на Кубани установлены памятники генералу Зассу, адмиралу Лазареву. Кубанские казаки проводят ежегодные поминовения на местах кровавых боев с горцами. В свою очередь, в адыгских регионах возводятся памятники жертвам Кавказской войны, которую тут называют геноцидом. В Чечне в сентябре 2013 года Рамзан Кадыров лично открыл памятник жертвам Ермолова — история, не так давно отозвавшаяся потасовкой в стенах Госдумы, в ходе которой у одного из ее участников выпал «золотой пистолет».
Затевая какие-либо проекты в регионе, государство начисто игнорирует важные для местного населения исторические факты. Во время Сочинской олимпиады основные мероприятия пройдут на Красной Поляне, или в адыгском Кбаадэ — взятом русскими войсками в 1864 году укрепленном пункте. Строители Сочи даже не поняли обид адыгских активистов, которых не допустили на места бывших аулов (их там было около 70, столько же, очевидно, оказалось и уничтоженных во время стройки кладбищ). Но этот незначительный, с точки зрения московских чиновников, факт — сколько таких кладбищ срыто в России! — столь же символичен для адыгов, как и эпизод мощения дороги чеченскими могильными плитами в повести Анатолия Приставкина «Ночевала тучка золотая».
Война памятников — это и война исторических платформ, когда во всероссийских учебниках кавказцы читают одно, а из учебников «истории родного края» — и особенно от старших — узнают совсем другое. Отсутствие внятной государственной трактовки событий на Кавказе в XVIII-XX веках — огромный и необъяснимый идеологический просчет России.
Братское сердце
Пожалуй, как никто, это понял прежний лидер Грузии Михаил Саакашвили. Проиграв войну за Южную Осетию, он все последующие годы пытался поднять статус Грузии до уровня региональной державы хотя бы по влиянию на информационное пространство Кавказа. Власти Грузии признали геноцид черкесов и даже покаялись за участие грузин в Кавказской войне. Они открыли безвизовый въезд для жителей республик Северного Кавказа (теперь уже — и всей России), запустили ряд «всекавказских» сайтов на русском языке, подобных Kavkaz.ge, радио и даже общекавказское телевидение (правда, оно прекратило вещание в 2012 году).
Но главным источником информации о Грузии для жителей Северного Кавказа по-прежнему остается личный опыт, и здесь идеологическое поражение России просто огромно. Свободно въезжая на территорию этой постсоветской страны, жители Северного Кавказа рассказывают друг другу о правовом государстве, построенном там в короткий срок, об отсутствии дорожной автоинспекции, чья коррумпированность на Северном Кавказе достигла невероятных пределов, о честных полицейских и отзывчивых чиновниках. Кавказцы охотно ездят в Грузию и по делам, и для отдыха — в том числе и осетины, чьи кровные родственники еще недавно находились в состоянии войны с официальным Тбилиси. То, что они видят, ярко контрастирует с тем, что происходит в патронируемой Россией Южной Осетии.
Москва годами обещает поддержку и заботу Цхинвали, но с 2008 года, когда российские войска выбили с территории республики грузинские соединения, сделано было очень мало. И сегодня, когда помощник президента РФ по взаимодействию с Южной Осетией и Абхазией Владислав Сурков обещает в течение полугода разработать реалистичную программу социально-экономического развития разоренной войной республики, в его слова на Северном Кавказе мало кто верит. «Мы преодолеем те трудности, с которыми республика столкнулась в предыдущий период. И я уверен, что сможем организовать работу очень эффективно и плоды этой работы очень скоро увидят граждане Южной Осетии», — уверяет Сурков. Пока же плоды заботы Москвы пожинает Абхазия, границу с которой Россия перекрыла на время Олимпиады. И дело не только в сорванном мандариновом сезоне: по всевозможным делам, за покупками, наконец, просто потратить заработанные в курортный сезон деньги жителям Абхазии до апреля 2014 года теперь выехать некуда — кроме, как ни странно, Грузии. А там их ждут, въезд всегда открыт. Политика «пряника» в отношении Южной Осетии и Абхазии — часть политического завещания Михаила Саакашвили, назвавшего их жителей «братьями и сестрами» в своей знаменитой речи, произнесенной на Генеральной ассамблее ООН 25 сентября 2013 года.
В этой речи, за которую скандальный президент удостоился от российской стороны звания безумца, Саакашвили не просто прочил России уход с южных рубежей, но и открыто призывал северокавказцев ориентироваться на Грузию, обещая им «братскую руку» в противовес российскому «колониализму и империализму». Саакашвили ушел, но его идеи живут, и контакты разных политических сил Грузии с северокавказскими политическими лидерами не прекращаются. В особенности такая дружба с Тбилиси импонирует тем национальным объединениям, которые осознают нарастающую угрозу радикальной исламизации региона.
Исламский фронт
Сегодня из аэропорта Нальчика в Кабардино-Балкарии можно улететь лишь в два города — Москву и Стамбул, ну и традиционно на хадж в Мекку. Здесь кроется источник самого очевидного и последовательного идеологического влияния на Кавказ — со стороны саудитов и других арабских монархий, ведь где-то близко к нему де-факто лежит идеология кавказского бандподполья. Сегодня на Кавказе нет такой мусульманской общины, где не прошла бы линия фронта между традиционным для региона (часто суфийским) исламом и «чистой верой», насаждаемой арабскими проповедниками — ваххабизмом, или салафией. Арабское влияние на регион очень сильно, хотя началось оно совсем недавно.
В начале 1990-х, когда развалился СССР, многие кавказцы оказались такими же мусульманами, как русские — православными: в советские годы мечети закрывали и взрывали так же, как и храмы, мулл так же репрессировали, как и православных священников. Но за советский период, пока мусульманам Кавказа было фактически запрещено выезжать на хадж, контроль над Меккой вместо турок-османов взяли саудиты, исповедующие ваххабизм как официальную исламскую доктрину. И новые верующие с Северного Кавказа, отправляясь на хадж, начали получать заряд «чистого» ислама, который стал активно теснить привычные для российского юга суфийские тарикаты. Многие внешние проявления ислама (как, например, хиджабы и бороды) были завезены на Северный Кавказ именно в 1990-е.
Контакты с арабским миром ширятся и крепнут, в том числе благодаря посредничеству чеченского лидера Рамзана Кадырова. Он регулярно бывает в арабских странах, привозит в Грозный исламские святыни. Можно утверждать, что ислам на Кавказе уже не будет таким, каким он был 100 лет назад, особенно в условиях всплеска мусульманской культуры, охватившей немалый пласт местной молодежи. В ноябре главный источник новостей из Чечни — Instagram Кадырова — сообщил о планах по созданию чеченско-бахрейнской авиакомпании, которая укрепит статус аэропорта Грозный как международного, с рейсами именно в исламские страны. После многочисленных визитов шейхов и привоза исламских реликвий в мечеть «Сердце Чечни» это — откровенное свидетельство международной ориентации республики, проводящей теперь собственную внешнюю политику при молчаливом невмешательстве федерального центра.
Все бóльшую популярность здесь завоевывает доктрина кавказских исламистов — «Сначала я мусульманин, потом кавказец и только потом кабардинец, ингуш и так далее», которую молодые мусульмане разносят по другим регионам, включая такие «студенческие» города, как Ставрополь, Ростов, Пятигорск. Не стоит забывать, что идеология ваххабизма замешана и на свойственном всем революционным течениям культе равенства и братства, подполья и сопротивления, презрения к богатым, а также на ядреном национализме и непримиримой ненависти к инакомыслию. Русские «оккупанты» провозглашаются неверными, «кафирами»; соплеменники, сотрудничающие с российской властью, и просто мусульмане традиционного кавказского толка — «мунафиками», лицемерами. Компромисса ни с теми, ни с другими быть не может, учат молодых кавказцев заморские проповедники.
* * *
В декабре стало известно, что глава Министерства регионального развития Игорь Слюняев намерен включить регионы Северного Кавказа в число территорий приоритетного заселения для соотечественников, желающих переехать из-за границы в Россию. В первую очередь речь идет о Ставропольском крае, но переселением пары тысяч человек проблемы региона, который за последние годы неоднократно приковывал к себе внимание журналистов и различных политических сил, решить не удастся.
Сегодня перед Россией стоят, за немногим исключением, практически те же вопросы, что и 150, и 180 лет назад: Кавказ дезинтегрирован, он начинает жить своей жизнью. В будущем он может объединиться под общей исламской или общекавказской идеей — и в любом случае Россия получит опасных соседей, влияние на которых с ее стороны стремится к нулю. Россия должна ответить на вопрос, нужен ли ей Кавказ и готова ли она в корне пересмотреть свою модель поведения здесь. Иначе этот край, уже почти потерянный идеологически, будет неизбежно утрачен и политически.